— Да? — спросил жрец Ада.

— Не уходи!

— Как вы уже сказали, вы в безопасности в пределах своих стен. Вам нет надобности во мне.

— Мы осаждены! Эти твари! Внутри! С нами! Жуткие твари! Слишком темно, чтобы разглядеть! Помоги нам, пожалуйста!

— Галлюцинации? Ты же не думаешь, что это сработает? Они — демоны. Они знают…, — проговорила Норма.

— Прекрати с ним разговаривать, — сказал второй голос изнутри. — Он дурачит нас. И затем: — Ты глупец, если пришел сюда, Сенобит. У режима на тебя планы.

— Видишь? — сказала Норма, получив ответ на свой вопрос.

— Подожди, — сказал ей жрец.

— Молчать! — сказал первый голос. — Впустите его. У него есть силы. Он может помочь нам.

— Да! Впустите его! — сказал кто-то еще, и его согласие было подхвачено еще полдюжиной голосов.

— Опусти Отречения, Кафде, — сказал первый охранник. — Впусти жреца.

— Это уловка, проклятый дурак…, — вклинился несогласный.

— Хватит, — сказал первый охранник. Раздался звук беспорядочных движений, а затем глухой стук тела, опершегося на дверь.

— Нет! Не…

Несогласный так и не закончил предложение. Вместо слов раздался звук сильного удара, а затем звук умирающего тела, сползающего по двери и ударяющегося об пол.

От удивления у Нормы отвисла челюсть. — Не могу поверить, — сказала она.

— А наше путешествие еще даже не началось, — проговорил жрец Ада.

— Мессата, — раздался голос первого охранника, — убери эту тушу с дороги, пока я отрублю Отречения. Жрец, ты еще там?

— Я здесь, — ответил Сенобит.

— Отойди от порога и будь осторожен. Раздался звонкий щелчок, и дверь широко распахнулась. Большой желто-оранжевый демон спешно приветствовал его. Солдат более чем в два раза превосходил жреца в росте и был одет в золотые доспехи. Он сопроводил Сенобита вовнутрь, при этом неистово жестикулируя. Жрец Ада, сопровождаемый Нормой, вошел в небольшой вестибюль, заполненный дюжиной солдат, облаченных в одинаковое военное снаряжение.

— Они повсюду, эти чудовища, — умолял охранник. — Ты должен помочь…

Сенобит слегка кивнул и сказал: — Я знаю. Я пришел ради режима. Они в опасности. Где их палата?

Солдат указал на лестницу, разветвлявшуюся на десятки различных направлений. — Я проведу тебя. Башня — это вертикальный лабиринт. Ты сойдешь с ума, прежде чем найдешь дорогу на второй этаж. Это первая палата. Они в шестой. Мы сразимся с этой скверной вместе, брат! Эти выродки не протянут и дня. В каждой из остальных палатах по тысяче воинов.

— Тогда мне предстоит много работы, — сказал жрец Ада. С этими словами он извлек из складок своей мантии Топологию Лемаршана и передал ее охраннику. — Вот, — сказал он.

— Что это? — спросил солдат, беря ее в руки.

— Оружие. У меня их несколько.

Он достал еще три и передал их демону, который, в свою очередь, передал их другим солдатам.

— Что они делают? — спросил один из них.

— Откройте их, — сказал жрец Ада.

17

Гарри мог бы утешиться мыслью, что всё, кроме души, является человеческой иллюзией, но в его нынешних обстоятельствах не было ничего, что выглядело бы иллюзорным. Улица, отходящая от перекрестка, на котором стояли он, Кэз, Дейл и Лана, являла собой кошмар без какого-либо обозримого выхода. Каждый из них осматривал свою улицу, но всем открывалось одно и то же неприятное зрелище: на них надвигались уродливо преображенные жители нечестивого города.

Из мест, где укоренились семена тумана, прорастали ужасные множественности, преобразующие каждую тварь в отдельное, неповторимое проявление жути. Все они были полностью раздеты, и в довершение ко всему их уже преобразованные тела породили на свет странные напитанные кровью соцветия, в которых теперь формировались следующие поколения семян.

Друзьям во всех подробностях предстала плодотворящая работа семян; новые жертвы конвульсировали, пока их наросты набухали и лопались, извергая соки во все стороны, плоть, окропленная ими, мгновенно раскидывала сети нАлитых красных вен, которые мгновения спустя занимались подпиткой новых множественностей.

Развитие второго поколения было более уверенным, по сравнению с первым, и более активным, как и третьего, и четвертого — экспоненциально. Формы, воплощаемыми ими жизнь, были не просто точными анатомическими подобиями тех мест, куда они приземлялись; это были девиантные, фантазийные копии оригинала.

И снова, как и в случае с их предшественниками, у новых жертв проявлялась настоятельная необходимость обнажиться, оголить каждую нишу и складку для засева, чтобы в течение пары минут количество придатков утроилось, а вновь зараженные продолжали вопить, пока страдания накрывали их волна за волной.

Самыми странными среди новобранцев в этом неописуемом строю были демонические дети, освобожденные от ограничений семейного очага, их тела, при всей видимой уязвимости, стремились к перерождению даже больше, чем тела их родителей. Они хотели стать новым видом: посев предоставлял прекрасный повод высвободить все еретические мысли, которые в сей день могли найти воплощение в плоти.

Даже когда родители достигали пределов развития патологий, их дети стремились дальше, отдавая свои тела грандиозному эксперименту с беззаботностью, каковую старшие слишком долго пытались контролировать в них. Например, мальчик с тридцатью или более руками, укоренившимися в его спине, или девочка-подросток, чьи гениталии разделили ее до самой грудины, а ее влажные крылья волнообразно колебались, приглашая мир сделать худшее, на что тот способен, или младенец, удерживаемый на руках матерью и сидящий, словно в седле, меж ее налитыми молоком грудями, его рука — покрытый волдырями шар, раздувшийся в три или более раз от естественного размера руки, так что она полностью закрывала лицо матери. Что касается его нижних конечностей, то их количество увеличилось в четыре раза, но в процессе преобразования они стали не более чем костями и сухожилиями, а их суставы, не подчиняясь природе, вывернулись назад, чтобы обхватить тело матери, как паучьи многосуставчатые ноги.

Здесь не было места ни жалости, ни, тем более, любви, просто неослабевающая боль и ужас от рождения завтрашнего ада на ложе из стекла и гвоздей замест вчерашнего, находящегося на долгом и грязном пути умирания. И обитатели Нового Ада полностью перекрывали все улицы. Ничего нельзя было сделать, идти некуда. Кольцо врагов сомкнулось вокруг них.

— Гарольд, каков план?

— Умереть? — спросил Гарри.

— Нет, — сказал Дейл скорее с вызовом, чем с испугом. — К черту все. И энергично направился в сторону улицы, наиболее запруженной демонами.

— Дэйл! Вернись! — закричал Гарри.

Дэйл проигнорировал его.

— И их осталось трое, — пробормотала Лана.

Дойдя до первого скопления проклятых и обезображенных, Дейл остановился.

— Эх, просто убирайтесь, — сказал он.

С этими словами он поднял свою трость и ткнул ее острый наконечник в живот мальчика-демона. Молодой демон вскрикнул, поспешно отступая на множестве ног. Гарри увидел метку: маленький черный круг, разраставшийся в геометрической прогрессии и быстро превращавшийся в беспорядочные черные молнии, простреливавшие по венам злодея. Демон потерял равновесие и упал в гущу своих товарищей.

Женщина-демон бросилась к Дейлу. Он поджидал ее с тростью в руке. Серебряный наконечник уколол в гроздь грудей, и дюжина глаз выпучилась в своих свободно висящих глазницах. Она издала вой, и ее кожа слишком быстро превратилась в лабиринт отравленной плоти. Гарри наблюдал за всем происходящим и начинал понимать. Плоть, начиная от раны мальчика-демона, начала сворачиваться, словно лепестки распустившегося цветка, обнажая блестящие влажные мышцы.

Его кожа отслаивалась с особой точностью, площадь увеличивалась, ее симметрию портила только кровь, вытекавшая наружу по мере того, как участок обнаженной плоти становился все больше.

То же самое происходило и на груди женщины-демона, где своего рода чудо оставило свой след. Но скорость увеличения обнаженной площади возросла пятикратно, если не больше, ее многочисленные груди уже почти полностью лишились кожи, а покрытая кровью грудная клетка свисала складками.